И я спою безумья песню!
– Ни хрена! – восклицает чьё-то мнение.
– Обалдеть! – подхватывает другое…
Тут Галина оборачивается…
Она – не дура, поскольку в прекрасных её глазах сквозит настороженность. Однако её внутреннему существу непривычно понимать формы отрицания. Взгляд меняется: из-под приподнятых бровей скользит по каждому высокий взор… Доходит очередь и до Лизы – дескать, ты, что ли, сказала? Лиза вдруг тянет себя за уши и высовывает язык…
– Ну! Ты! – вспыхивает красавица.
Однако Губошлёп успевает произнести:
– Не обращай на неё внимания. Это у неё обычное… – поясняет он, затем начинает убеждать красавицу, что стихи у неё, поньмаешь, нормальные. Но тенденция у нынешней поэзии – трудовая направленность, вызванная стремлением советского человека к коммунизму!..
– Для этого существует проза, – не соглашается Беза. – Она от выдумки. А поэзия – наитие! Это проявление Божественной воли!
– Поньмаешь ли, – продолжает убеждать её Губошлёп. – В наше безбожное, так сказать, время трудно опубликовать стихи подобной тематики.
– Так ты ж пока ещё и не пробовал!..
Красавица раздражена, потому кроет руководителя на «ты»!
– Хорошо! – не смеет он не уступить её натиску. – Я постараюсь предложить твои стихи редактору «Сибирских огней».
– Хорошо! – смягчается она и убеждённо спрашивает: – А когда можно будет получить гонорар?
– Тудыт твою мать! – не сдерживается Лиза. – Да у твоего отца денег – куры не клюют!
– Не клюют! – соглашается фифа. – Но мне пора иметь собственные! А то на туфли – проси, на духи… французские – проси…
– На маникюр, на кудри… – подсказывает кто-то из ребят.
Галина снимает шляпку, трясёт превосходной гривою волос и сообщает:
– Кудри у меня свои!
– Ну ладно! – решает она, поворачиваясь к Губошлёпу. – Завтра ты относишь мои стихи в журнал – пусть почитают, а через недельку я сама с ними поговорю…
В дверь студии заглядывает плечистый парняга: причёска – коком, на галстуке – мартышка… Спрашивает с нетерпением:
– Долго ты ещё тут?!
Галина поднимается, произносит: «Иду» – и сообщает всем:
– Машина ждёт – извините…
В комнате остаётся неловкость и французский аромат.
Нарушая молчание, Лиза со вздохом тянет:
– Да-а! Ни хре-на-а себе…
И медленно проговаривает:
Жаль! Рифмачи не понимают —
Стишки стихами не бывают!
Кто-то из ребят восклицает:
– О! Вспомнил! Этот парень – наркоман!
Перед окончанием занятия Губошлёп обращается к Лизе:
– Задержись на пару минут.
В опустевшей комнате он спрашивает её:
– Тебе, вижу, духи понравились?
– Ещё бы!
– Хочешь такие?
– А на что я жрать буду?..
– Так вот, – предлагает он. – Я беру тебя к себе на подработку. Техничкой. По совместительству. Там де́ла-то, вечерком – на пару часов… И покупай себе… чего надо. Согласна?
– Ещё бы! – повторяет Лиза.
Следующим днём она стоит перед начальником отдела кадров соседнего завода. За столом – должностной Иван Архипыч – Губошлёп. Он говорит вполголоса:
– Так, Лизавета! Я решил оформить тебя на полную ставку. Тебе же при этом ничего делать не надо…
– Это как?
– А так, – уточняет он. – Каждый месяц получаешь зарплату, половину оставляешь мне, половину себе. И – гуляй… И всё!
– Нет! Не всё! – возражает Лиза. – Ты, падла, уверен, что все детдомовские – подонки.
– Ради бога! Потише: люди за дверью…
